Дом с маяком: о мире, в котором каждый важен. История Лиды Мониава, рассказанная ей самой - Лида Мониава

штука победоносная, она не признаёт поражения», – говорила она в телепередаче «Школа злословия». План выйти на пенсию пораньше был еще актуален, но Миллионщикова уже понимала, во что втянулась и какую завесу для себя приоткрыла. «Лучше бы в лифтеры пошла!» – шутила она.

Но когда Виктор Зорза предложил Вере Васильевне создать в Москве хоспис для тех, к кому она бегает по всему городу после работы, Вера Васильевна сказала «нет»: и так слишком много дел, людей, которые ждут ее по вечерам, чтобы заниматься еще и бумажной работой… Зорзу такие «объяснения» не устроили. Он снял квартиру в том же подъезде, где жила семья Миллионщиковых-Федермессер, и начал проводить с Верой Васильевной беседы.

В конце концов она согласилась.

В 1994 году начала свою работу выездная служба Первого московского хосписа под руководством Веры Миллионщиковой. Неутомимый Зорза устроил так, что письмо мэру Москвы Юрию Лужкову в поддержку хосписной инициативы английского журналиста и русского врача прислала сама Маргарет Тэтчер! И уже через три года, в 1997-м, открылся стационар на юго-западе столицы, в старинном здании XIX века, где когда-то располагался дом малютки. Вера шутила, что у них со зданием одна судьба: она тоже первую половину жизни встречала людей на этом свете, а во второй – провожала на тот.

Так в столице начало работать первое учреждение паллиативной помощи, где стремились улучшить качество жизни больных, которым диагностировали неизлечимое заболевание: снять болевой синдром, не снимаемый в домашних условиях, разгрузить родственников, ухаживающих за умирающим, дать почувствовать себя ценным и живым даже в эти последние дни – такие задачи ставил перед собой ПМХ, Первый московский хоспис.

Сейчас о Викторе Зорзе помнят лишь специалисты паллиативной помощи, которая в первое десятилетие XXI века стала ассоциироваться в России с одним именем – Вера. В 2006 году это имя получил фонд помощи хосписам, который возглавила дочь Веры Васильевны Нюта Федермессер, с детства проводившая много времени в хосписе.

Вера Миллионщикова говорила, что задача ее сотрудников – не ускорять смерть и не тормозить ее. Их труд порой заключается в том, чтобы помочь родственнику взять умирающего за руку, ведь смерть – такой же естественный процесс, как и любовь. «Поцелуйте остающегося или уходящего, подержитесь за него», – учила она.

Для русского уха, настроенного на звуки победного преодоления, молчаливого страдания или стоического героизма, это звучало диковато. Но времена были живые и свободные, и идеи Зорзы, Миллионщиковой и Гнездилова (его слова «Побыть с уходящим – в этом смысл хосписа») проникали потихоньку в сознание россиян и находили своих адептов. Адептов лучшей смерти. И как ни странно, лучшей жизни.

* * *

«Какая вам разница, где он умрет?» Так в одной из московских больниц сказали Вардану Мнацаканяну про его 13-летнего сына, когда ребенка, за жизнь которого перестали бороться, выписывали из реанимации. Несколько месяцев назад Вардан привез сына в Москву, чтобы спасти, а теперь им негде было спокойно умереть.

У Цолака была опухоль в головном мозге. Когда ее нашли, армянские медики сразу отправили Мнацаканянов в Москву. Москва пробовала разное, требовала много вложений (семья за время лечения продала ереванскую квартиру, машину, гараж и дом бабушки и дедушки), но состояние мальчика ухудшалось. Он впал в кому, из которой, сказали родителям, уже было не выйти: «Что вы хотите – атрофия мозга!»

Безнадежного пациента выписали, и оглушенный Вардан позвонил Гале Чаликовой: куда ему податься умирать с сыном, ведь на самолет домой их не посадят.

Галя и Лиза Глинка[12] в экстренном порядке нашли для Мнацаканянов квартиру, но уже в подъезде дома выяснилось, что лифт сломан. И тогда Чаликова развернулась и отвезла папу и мальчика в Первый московский хоспис для взрослых.

«Вера Васильевна, это буквально на пару дней, ему совсем мало осталось», – раздался у Миллионщиковой звонок. Однако главный врач ПМХ всегда заявляла, что детей в ее хосписе не будет. Это просто невозможно: «Мой коллектив сознательно выбрал работу со взрослыми!» Однако когда Вардан с Цолаком на руках оказался на пороге ПМХ, Вера Васильевна открыла дверь сыну с трубочками в голове и горле и отдала свою кушетку отцу.

Вардан Мнацаканян очень боялся этого места, но у него не было выбора. Однако оказалось, что в хосписе не пахнет смертью, и это поражало. Отцу разрешили быть рядом с сыном все время, а в других больницах «даже чайник включать не разрешали». Так Мнацаканяны поняли, что попали «не в дом смерти, а в дом надежды», где Цолака впервые за полгода помыли, поменяли трубки, вылечили пролежни. Привезли из Армении младшего брата. И каждый день приносили в палату цветы. Через три недели Цолак открыл глаза.

«Мы привыкли к абсолютно идентичному сценарию развития событий, не ждали никаких положительных изменений и сдвигов в его состоянии», – вспоминает эту историю Нюта Федермессер. Но папа Цолака уверял, что мальчик его слышит («Вот он рукой шевельнул, пальцами»), на что Вера Васильевна говорила: «Вот что такое родители! Родители никогда не сдаются. Это совершенно другая категория, другая вселенная. Не так, как с родственниками взрослых больных».

В общем, никто не верил Вардану до тех пор, пока врач ПМХ Диана Невзорова не оказалась в палате в тот момент, когда отец просил Цолака сжать ему руку. И Диана увидела, как он это делает! С того дня, когда в изменения поверили и медики, положительная динамика стала еще более интенсивной, «потому что мы стали думать, как себя с Цолаком вести, как говорить, как разнообразить его жизнь», рассказывает Нюта.

Первое, что сделал Цолак, когда открыл глаза, – попросил шашлык. По-русски. Тринадцатилетний армянский мальчик, до болезни не знавший ни слова на этом языке, попросил по-русски шашлык. Выходит, все 183 дня в коме он все слышал и запоминал!

Миллионщикова тут же послала гонцов на ближайший Усачевский рынок, по которому в мгновение ока разнесся слух о мальчике, воскресшем тут неподалеку. Гонцы вернулись с полными сумками бесплатного шашлыка. И хотя Цолак, разумеется, жевать еще не мог, но блаженно его нюхал.

* * *

Как раз в один из этих дней в хоспис пришла актриса Татьяна Друбич, исполнительница главных ролей в культовых фильмах «Сто дней после детства», «Асса» и «Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви», звезда советского экрана и врач-эндокринолог по образованию. «Никогда не думала ни о какой благотворительности и согласилась заглянуть в хоспис только потому, что меня очень просили друзья», – призналась Татьяна в интервью для этой книги. Но встреча с Верой Миллионщиковой стала судьбоносной: «Вера Васильевна – какой-то метеорит! Женщина с невероятной харизмой и магией. Коротко стриженная, с умным, проницательным взглядом, с этой ее сигаретой… Мимо нее невозможно было пройти, и моя жизнь действительно